"Как в этом мире дышится легко! Скажите мне, кто жизнью недоволен, Скажите, кто вздыхает глубоко, Я каждого счастливым сделать волен. "
( Н.Гумилев, "Рыцарь счастья", 1917)

День был не просто хмурым, а гиперхмурым. Дикое небо доставало пешеходов плеткой дождя, а ветер раздевал с такой яростью, что не иначе как нагуливал ее от самой Гипербореи! В такую погоду по собственной воле на улицу можно выгнать только каких-нибудь ... конквистадоров. Так что, наверное, закономерно а не случайно, адрес моего первого запланированного визита в Питере оказался вблизи дома, где весной 1918-го, вернувшись из-за моря, поселился "рыцарь счастья" - Николай Гумилев.

Прошедший год, взорвавшийся в России двумя революциями, оказался для поэта вполне плодотворным. Сбежав от февральской революции на войну, до Салоникского фронта Гумилев так и не добрался. Прикомандированный к штабу русского экспедиционного корпуса в Париже, он на полгода погрузился во Франции в восточную поэзию и в новую любовь (к Елене Дюбуше). Временами наезжал в Лондон, где встречался с символистом Йейтсом, и в компании с Борисом Анрепом, милым другом его жены, проводил время в поэтических клубах, открывая для себя мистическое родство России и Ирландии.

Английский поэт Честертон после знакомства с Гумилевым, определил его "как представителя своей нации... этот народ одарен всеми возможными талантами, кроме одного: здравого смысла... По его замыслу, править миром должны были только поэты."

А из Петрограда приходили письма о том, как там "гадко, скучно, все куда-то убегают..." Но жалованье в Париже было положено Гумилеву только до апреля 1918-го, не удалось ему попасть и на месопотамский фронт с английской армией... Поэт-путешественник вернулся в Россию через единственное открытое "окно из Европы", разминувшись в Мурманском порту с Керенским всего лишь на месяц. Правда, тот уезжал из Петрограда, а Гумилев возвращался. А еще через несколько месяцев и это окошко захлопнулось.

Война для Гумилева закончилась, но он не потерялся в революционном Петрограде, хотя единственным фронтом, где он мог найти себе применение, оставалась поэзия. В 1918-м ему было всего лишь 32, и этот год станет для него не менее успешным, чем предыдущий. Он читает лекции в Институте Истории Искусств, работает редактором в издательстве "Всемирная Литература", организует литературную студию "Звучащая раковина", делает переводы и редактуру Кольриджа, Байрона, английских баллад, издает и пишет новые стихи, читает их со сцены рабочим, окружает себя учениками и поклонницами...

В доме на углу улиц Марата и Социалистической бывший прапорщик александрийского полка черных гусар прожил несколько месяцев, но каких! Как и вся его жизнь, они были наполнены поэзией и женщинами. В эти месяцы он издает сборник стихов, написанных в Париже, и окончательно расстается с Анной Ахматовой, которая уходит к его лучшему другу ассириологу Шилейко. В эти же месяцы Гумилев вместе с Шилейко работает над переводом вавилонского эпоса о Гильгамеше и завоевывает навсегда сердце другой Анны (Энгельгардт).

Мифология шумеров привлекала Гумилева не только идеями бессмертия в разных его видах. Параллельно с работой над переводом (с другого перевода) древнего текста о сотворении мира он начинает свой мистический цикл и пишет "Поэму Начала". Анна Ахматова называла Гумилева визионером и пророком, совершенно непрочитанным и неузнанным поэтом, чье время еще не настало...

К счастью, это пророчество Николая Степановича еще не сбылось, но 21 век оказался падким на все мистическое. Исследователи поэтического творчества Гумилева считают, что стихи его были вещими, и он сам предсказал свою гибель. А один питерский чиновник (называющий себя к тому же правнучатым племянником Кшесинской) всерьез утверждает, что трагическая судьба Гумилева напрямую связана с тем, что тот якобы перевел прям с листа (со скалы) саму Каменную Книгу, то есть нашел оригинал той самой священной Голубиной книги, в которой записана премудрость всей Вселенной, и про которую древние славяне сложили духовные стихи. Более того, 18-летний гимназист ухитрился не только организовать экспедицию на Белое море в 1904 году, но и отыскал там золотой гиперборейский гребень, который продал потом Николаю II, а тот, в свою очередь подарил его Матильде Кшесинской ... И несмотря на то, что чушь эта в подтверждение не прикрыта даже какими-нибудь дохленькими документами, желтые СМИ сенсацию скушали и разнесли по страницам и эфирам. Даже были выделены деньги на раскопки в особняке Кшесинской...

Что касается предвидения трагического конца, то узоры в любой книге судеб складываются не без нашей помощи. Все поэты серебряного века грешили вольным обращением к безносой с косой, а бесстрашный гусар Гумилев так и вовсе постоянно играл с ней в русскую рулетку... Вполне возможно, что в последний раз ему не повезло потому, что рыцарь счастья был уже не волен "каждого счастливым сделать".