Мое поколение еще успело поездить не в Петербург, а в Ленинград. Льготный билет для студентов стоил смешные деньги, и мы могли смотаться из Москвы в Питер на один день, чтоб сходить на выставку, спектакль, концерт... или - просто так ("Уезжаю! В Ленинград! Как я рада! Как я рад!") . Ласково его называли Питером, и редко - Петербургом. Город и не был тогда таким "парадным", освещенным тысячами лампочек, как сейчас. Но несмотря на слякоть и темень, тот "мой" Ленинград - душевный был город...

Сегодняшний Петербург 3 дня назад встретил меня в сонном метро призывом слишком активной для хмурого утра бабушки - выйти на "марш пустых кастрюль": "Граждане! Не будьте равнодушными! В городе, пережившем блокаду, хлеб - в 2 раза дороже, чем в других городах!"

Из трех столетий своей жизни этот город - почти на четверть Ленинград. Петербургская блокада - это не о нас, это о Вирджинии (американская Гражданская война). Вирджинский Петербург пал через 10 месяцев, наш - выстоял. Про наш Питер Ахматова когда-то сказала: "Самые героические и самые страшные дни своей истории этот город пережил как Ленинград. Это имя и должно остаться навеки..." Но не осталось, другие времена. Остались ленинградцы... "Пока на чашечках кривых весы удерживают гири — Мы сохранимся в этом мире — Живые — среди вас, живых…"

Не менее жесткие времена город пережил и как Петербург. Романов Петр радел за отечество, отдавая за него жизни своих подданных, которые строили его город-парадиз, почему-то названный на прусский манер "бургом". С Петра, кстати, началась традиция у российских царей жениться на католичках... И его дальний потомок Николай II русским был уже не по крови, а по менталитету... по душе, он переименовал "бург" в "град"...

Для меня этот град нынче сиреневый. В час пик нас внесли в метро под вечернюю песню о Ленинграде: "Слушай, Ленинград! Я тебе спою задушевную песню свою"... Как-то лет -дцать назад, еще в домобильную эпоху, эта песня помогла мне найти один дом. Тогда было уже хорошо за полночь, и мне в весенних торосах питерских дворов никак не удавалось найти дом номер, скажем, 48. И вдруг ... вот такой же дядька с аккордеоном вышел на улицу и спел... не ради денег, как сейчас, а душа просила. "Слушай, Ленинград!" Город проснулся, и кто-то подсказал, что номер 48 - это последние 4 подъезда номера 46 .

... а вынесли из метро на Невском. В большом зале филармонии давали заключительный концерт органного фестиваля. В штатах, кажется, в Колорадо, нарушителей общественного порядка заставляют по приговору суда полтора часа в неделю слушать музыку Баха. Мы пошли по собственной воле.

Ну а во втором отделении даже и бабульки проснулись. Сначала в вариациях на русские темы Дэвид Тимм всю тьму из недр загадочной души ("Эй, дубинушка, ухнем!") достал, а потом джазовыми импровизациями, наверное, разом еще и чакры открыл, да не в ту сторону пробки вывинтил и резьбу сорвал. И неподготовленное мое сознание в те недра рухнуло и заблудилось... Говорят, классическая музыка способна повышать пространственное восприятие, но недра-то бездонны... Импульсы от всех органов чувств перемешались, как у младенца, синаптические мостики восстановились... И из-под клавиш органа разлетелось северное сияние...

После концерта до поезда еще оставалось часа 3, успелось многое... Сколько - не помню, но северное сияние разгорелось ярче. Подморозило, наверное.

В поезде вдруг осенило. Это - линзы виноваты . Светофильтры янтарного цвета устраняют синий оттенок на пленке, а на Питер я смотрела сквозь радостные такие очки... Вот только московское утро сквозь те же оранжевые линзы почему-то было другого цвета, хотя ... тот же кадмий и кобальт, охра и белила, но радости белил меньше. И что мне делать с сиреневым настроением?